КОНСТАНТИН СИМОНОВ «ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ БЕЗ ВОЙНЫ»
«Какое же сегодня? Восьмое? — подумал Лопатин. — Если считать с утра девятнадцатого, с той бомбежки по дороге в Москву, на объезде у Погорелого городища, — двадцать дней без войны. Да, так. И так и не так. Потому что…»
Уверен, мой читатель согласится со мной в том, что Великая Отечественная война коснулась каждого: и изрешеченного пулями бойца на фронте, и надломленного всемертвящим голодом трудягу в тылу, и того, кто, всё это наблюдая своими глазами, служил фронтовым журналистом, поднимал общий дух народа своими рукописями.
О том, что тыл крыл в себе не меньшие ужасы войны и издёвки судьбы писали многие, в том числе и Симонов:
«Его передернуло от мысли об этих трех убитых где-то в разных местах офицерах. Сначала война загнала им в тело пули или осколки. Потом их выносили с поля боя, везли в медсанбаты, оказывали по дороге первую помощь. Потом оперировали, зашивали, говорили: «Будешь как новенький!» Потом везли подальше от войны, на восток, долечиваться. Потом выписали с отпускными билетами — повидаться с родными, перед тем как вновь на войну. А потом какая-то сволочь где-то ночью в глухом переулке убила и раздела. И то, что сняла с мертвых и надела на себя, надела для того, чтобы убить еще кого-то!»
Константин Симонов в своей повести отправляет фронтового журналиста Лопатина в декабре 1942 года в Ташкент, где снимается фильм по его военным очеркам. Именно там, вдалеке от передовой, автор заставляет переживать своего персонажа сильные и яркие чувства. Там, где не звучат выстрелы и не падают снаряды. Там, где изо дня вытекает новый день, люди продолжают любить, верить, сострадать. Не зная, что будет впереди, они продолжают вписывать свои роли в житейские драмы, приняв войну как неизбежность, как и нынешний человек, видя неизбежной работу, кредиты, ипотеку, думает о семье и уюте.
Супруга Лопатина уходит к другому мужчине, оставив подвешенным вопрос о будущем их дочери. Подвешенным «пока». Подвешенным на виселице войны:
« – Как мы поступим с Ниной? – спросил он о дочери. Спросил, хотя всю дорогу в машине думал об этом и уже решил, как поступить.
– Я думаю, что пока ничего не надо писать, – неуверенно ответила она, и у нее снова легко навернулись слезы.
– Пока – что? — спросил Лопатин. – Пока ты не решишь или пока я не решу? Пока – что? – повторил он.
Он знал, что есть еще и другие «пока». Пока идет война, пока не убьют или пока он не останется жив на этой войне. Пока она сама не поймет, насколько ей будет мешать в её новой жизни пятнадцатилетняя дочь, если взять ее к себе».
Подразумевается, что именно эти двадцать дней в Ташкенте, вдали от линии фронта, и есть «двадцать дней без войны», хоть мы и осознаем, что война не приостанавливалась ни на секунду, ни в одном уголке Родины. Но посреди повести проскальзывает интересный диалог Лопатина с мальчиком, в котором последний расспрашивает фронтового журналиста о специфике его службы, про «двадцать дней» на подводной лодке в неприятельских водах:
« – Наградили за то, что на подводной лодке плавал, – сказал Лопатин.
– Долго? – спросил мальчик.
– Двадцать дней.
– И много потопили?
– Ничего не потопили, – сказал Лопатин. – Мы не для этого ходили, а мины ставили в неприятельских водах. В два порта зашли под водой, мины там поставили и вернулись.
– И так ничего и не потопили? – снова спросил мальчик.
– Так ничего и не потопили».
Двадцать дней под водой, расставляя мины, двадцать дней в Ташкенте в объятиях короткой любви к женщине, взаимной, но ни к чему не обязывающей. Они имели право на это, отвернувшись от земли, разлетающейся ударными волнами взрывов. Отвернувшись от криков, предаться в квартирке своим.
А что будет спустя двадцать дней? Линия фронта и решимость умереть за родину?
« – Что значит для вас решимость умереть за родину?
– Решимость умереть – это из области самоубийства. На войне точнее говорить о решимости сделать все, что от тебя зависит, в условиях, когда это грозит смертью. Иногда – вероятной, и как крайность – почти неизбежной. Какое чувство стоит за этим? Наверное, все-таки желание жить, даже перед лицом неизбежности. Без этого до самого конца остающегося чувства нет и самопожертвования».
Подведём черту. Писатель Константин Симонов, прошедший Великую Отечественную войну от начала до конца и сотворивший повесть «Двадцать дней без войны», не только выступил автором сценария одноименной картины, но и читал закадровый текст. В экранизации Алексея Германа в роли Лопатина выступил Юрий Никулин, а в роли его «двадцатидневной» любви Людмила Гурченко. У читателя будет ценная, на мой взгляд, возможность не только изучить повесть, но и увидеть драму 1976 года.
Евгений КУЛИШОВ
