25 августа 2020 г
Во время забастовок и уличных протестов в Беларуси нападения милиции на участников протестных акций достигли небывалых масштабов. Наибольшее рвение проявляли сотрудники минской милиции и следственного изолятора на улице Окрестина. В течение нескольких недель, предшествовавших протестам, общественность ежедневно получала свидетельства очевидцев и бывших заключенных о условиях содержания задержанных.
Мой друг вышел оттуда со сломанными ребрами — возмущается мужчина, наклоняясь всем телом вперед к своей спутнице.
Первое, что бросается в глаза вблизи лагеря волонтеров, — это ряды бело-голубых палаток, выстроившихся вдоль дороги, ведущей к входу. Это волонтерский лагерь, созданный людьми, стремящимися помочь бывшим заключенным и их родственникам. Около 100 человек в одинаковых красных футболках постоянно перемещаются между палатками, повсюду видны их убитые горем лица. — Пожалуйста, принесите воды. Быстро — мимо пробегает женщина средних лет, у нее перехватывает дыхание, когда она убирает челку со лба. Улыбающийся мужчина подходит и спрашивает, может ли он помочь. Его зовут Валентин, он отвечает за связь между волонтерами и СМИ. Валентин говорит, что лагерь был создан добровольно и стоит со дня выборов 9 августа. Людей продолжают забирать, многие прохожие, случайно зашедшие в магазин или выгуливающие собак, исчезли. Люди не могли найти своих близких и стали собираться здесь, чтобы получить информацию. Их были тысячи. Мои собеседники сокрушались. Некоторые поняли, что нельзя просто ждать и смотреть, надо что-то делать. Они организовались и стали собирать списки задержанных. Люди записывали имена и контактные телефоны своих родственников, а волонтеры, круглосуточно работающие в «Окрестине», иногда передавали эти документы сотрудникам изолятора. Тем, кому не повезло оказаться в одиночной камере, возвращали документы с отметкой рядом с их фамилией. Однако охранники ни под каким предлогом не принимают посылки от заключенных. Организация палаточного городка была отличной. Это врач, психолог, юрист, координатор списков и водитель, который в любой момент может отвезти человека домой. Волонтеры предоставляют все необходимое. Для облегчения навигации они установили на деревьях простые указатели.
По дороге мы встретили группу священников. Мы лечим души. Он выглядел очень уставшим, иногда прикрывал глаза и почти не говорил. Мы поблагодарили его и пошли дальше.
Позади нас собралась небольшая толпа, в которой было с десяток человек в форме ВДВ. Люди собрались вокруг темноволосой женщины в очках. Она явно опытный волонтер и наставляет тех, кто ждет ее здесь, обращаться за помощью, как бы больно вам ни было.
— Если вы видите, что кто-то упал на городской улице, пожалуйста, проверьте его. Надеемся, что скоро все закончится.
Люди начали аплодировать, но женщина с круглыми глазами тут же призвала их остановиться, а мужчина, пришедший послушать, сморщил нос и прошептал: «Ой, как зря аплодируют». Встретив мой потрясенный взгляд, он пояснил.
— Говорят, когда задержанные начинают им аплодировать, силовики бьют их в ответ и бьют еще сильнее. Спросите у врачей.
Врачи стояли полукругом в палатке и что-то тихо обсуждали. Как только они заметили меня, молодая симпатичная девушка спросила, не нужна ли мне помощь. Когда я объяснил, что я журналист, они с радостью ответили на мои вопросы. Девушка оказалась сотрудницей больницы общего профиля. За несколько дней до этого в палаточный лагерь приехала группа врачей, большинство из которых представляли национальную организацию.
По ее словам, в тюрьме действительно происходили превышения полномочий. Заключенных выпускали группами примерно по 10 человек. Сколько их было и сколько осталось — неизвестно, и точных цифр никто не назвал.
— Есть вывихнутые конечности, иногда раны от резиновых пуль, выбитые зубы. Здесь есть все типы врачей, — говорит ее коллега, — врачи общей практики, врачи-травматологи, узкие специалисты, но здесь нет никого, кто бы их официально представлял. — Никто здесь не говорит официально от имени своей медицинской организации. Если бы они узнали, что мы здесь, то легко могли бы нас уволить. Мы помогаем всем людям, в том числе задержанным и их семьям. Ведь люди стоят здесь 24 часа в сутки, в любую погоду. Они переутомлены и истощены. У нас достаточно бинтов, таблеток, обезболивающих и прочего.
По словам моих собеседников, в первые дни, еще до оповещения общественности, задержанные выходили из изолятора в разном состоянии. Некоторых уносили на носилках. Работали десятки машин «скорой помощи».
На простой скамейке сидел мужчина средних лет с гипсом на ноге. Он представился Дмитрием.
Дальше были автовокзал, отделение милиции, а затем дорога на Окрестина. В тюрьме сотрудники правоохранительных органов выстроились в ряд и избивали всех, кто проходил мимо, ногами или дубинками. При этом всех перемещали с места на место. В СИЗО Дмитрия и его коллег вывели во двор. После часового стояния все повторилось, только их перевели в подвал с руками в пластиковых зажимах.
— У нас тряслись ноги и руки, а если мы падали, то нас били. Затем нас повели на этаж, где раздели догола и подвергли физическому осмотру. Проходившая мимо женщина толкнула нас ногой и спросила, как нас зовут. По количеству коек камера, в которой содержался мой собеседник, должна была вмещать четырех человек, а вмещала 41. Люди должны были сидеть посменно.
Мы выяснили, что 90% заключенных вообще не участвуют в политических акциях протеста. Некоторые пытались сохранять оптимизм или рассказывать анекдоты, но это не помогало. Те, кого освободили, завидовали, но безрезультатно.
— Крики были, — качает головой Дмитрий. — Мы слышали крики и удары, как избивали людей. При этом кричала сотрудница, мужчина лет шестидесяти нес на спине картину Айвазовского. Даже взрослый мужчина плакал. Те, кто начал плакать и молить о пощаде, были еще более злыми. У мужчины лет 20, который сидел со мной в камере, начался приступ паники, он все время нажимал кнопку вызова камеры.
Статью подготовила журналист Елена Стром