Он сказал, приходите спасать Россию
23 апреля 2007 года умер Борис Ельцин — самый популярный оппозиционный политик СССР в конце 1980-х и первый президент независимой России. Оценки его президентства сильно различаются. Одни ставят в заслуги Ельцину укрепление демократии, свободу слова и хорошие отношения с Западом, другие ругают за экономический кризис, приватизацию и войну в Чечне. При этом все стороны убеждены, что именно благодаря Ельцину в России 1990-х удалось избежать крупномасштабного гражданского конфликта. О том, каким был первый президент, как он работал и понимал свою миссию, накануне годовщины смерти Ельцина «Ленте.ру» рассказали его соратники, оппоненты и современники.
«Ельцину можно было говорить, что думаешь»
Георгий Сатаров, политолог, помощник президента Ельцина в 1994-1997 годах:
— Борис Ельцин умел доверять людям. Ельцину можно было говорить, что думаешь, не боясь, что это обернется неприятностями. Он был готов слушать и вникать. Вообще приносить документы или аналитику президенту — это большое искусство. Учитывая количество поступавшей к нему информации, требовалось выступать лаконично и доходчиво. Ельцин всегда требовал нашу оценку той или иной ситуации, различные варианты.
Однажды Ельцин оказался не очень доволен неким сюжетом и сказал: «Георгий Александрович, наверняка в вашем списке есть более важные вещи». Пожалуй, это было самое грубое, что я от него услышал.
Кстати, он вообще не матерился, что просто невероятно для профессионального строителя
Мне немного не повезло. Когда президенту нужно было сообщать деликатные вещи, наша дружная группа помощников посылала меня. В том числе так получилось, когда нужно было говорить о необходимости отставки [министра обороны Павла] Грачева. Получился непростой разговор, к которому я усердно готовился. В какой-то момент стало понятно, что Ельцин принял мои аргументы. В самом конце президент с влажными глазами сказал: «Но ведь я же его люблю!» Он действительно воспринимал Грачева как сына. Расставание с людьми вызывало у Бориса Николаевича личную травму, поэтому ему было неловко с ними встречаться.
Побаивались ли Ельцина? В нашей команде точно нет. Знаете, он был внятен. Как-то проходило внутреннее совещание по поводу очень важной проблемы — переходить ли на выборность губернаторов. Шла дискуссия. Последним выступал [доктор географических наук, профессор] Леонид Смирнягин, который занимался региональными проблемами как аналитик.
Он сказал президенту: «Борис Николаевич, если вы думаете, что назначаемые губернаторы зависят от вас, то ошибаетесь. В результате именно вы зависите от них». Дальше последовала традиционная президентская пауза, после чего Ельцин произнес только одно слово: «Пожалуй»
И вопрос был решен в пользу введения выборов глав регионов. Подобных ситуаций было немало, даже когда речь шла о кадровых вопросах. «Хорошо, я согласен. Предлагайте варианты», — говорил он.
Вспоминается смешной эпизод из 1994 года. Первый приезд [42-го президента США Билла] Клинтона в Россию, прием в Большом Кремлевском дворце. Туда пригласили группу членов президентского совета, мы скромно шли в хвосте процессии. Вдруг Ельцин увидел нас, показал Клинтону и с гордостью сказал: «А это идет мой мозг». Было очень приятно такое услышать. Хотя случалось, что Борис Николаевич наши рекомендации отклонял. Например, в 1995 году началась суета по поводу внесения поправок в Конституцию. Мы посоветовали президенту перехватить инициативу и предложить комплекс изменений, на что он ответил: «Нет. Рано. Надо учиться жить по этой Конституции». Дальше спорить было бессмысленно.
Экономическая ситуация в новой России после распада СССР была фантастически тяжелой. То, что мы называли реформами Гайдара, на деле реформами не являлось. Эти меры правильнее назвать оживлением трупа экономики, финансовой сферы и потребительского рынка: что называется, адреналин в сердце и разряд тока. В конце концов они принесли результат, что показал 1998 год. Это был первый в истории опыт трансформации одновременно и политической, и экономической систем, а также общества, наконец-то выпущенного на свободу.
Широкие слои поначалу воспринимали Ельцина восторженно. Разочаровались ли люди со временем? Речь не столько о самом президенте, сколько о команде. Конечно, были откаты, поскольку преобразования шли жутко тяжело. Это была плата за 70 лет абсолютно неработоспособной системы. Даже зарубежные эксперты толком не понимали, что и как именно нужно делать.
Спас ли Ельцин Россию от гражданской войны в 1993-м? Представьте, что Борис Николаевич бы проиграл. Существовал расстрельный список. Учитывая, что к началу октября [в Белом доме] заправляли уже не [вице-президент России Александр] Руцкой и [председатель Верховного Совета России Руслан] Хасбулатов, а [генерал Альберт] Макашов и [националист Александр] Баркашов, дальше все получилось бы, мягко говоря, не шибко деликатно.
«Он встал и говорит: «Ну что, просрали выборы?»»
Сергей Филатов, руководитель администрации президента России в 1993-1996 годах:
— Борис Николаевич часто удивлял своими решениями, неожиданными поворотами. Человеком он был своеобразным и очень интересным. Когда его сильно критиковали на съезде [КПСС], причем особенно злым языком отличались женщины, Ельцин вдруг появился перед делегатами с необычной прической. Как правило, парикмахеры укладывали ему волосы на один манер. А тут он вышел взлохмаченный, скорее всего, после бассейна. Так вот Борис Николаевич сразу поднялся на трибуну и выступил без бумажки, назвав 11 вопросов, которые мешали ему работать и которые требовалось решить для эффективного проведения реформ. Это поразило всех, в том числе меня. Вот такой он был неожиданный и часто очень противоречивый.
Я часто задумывался, зачем Борис Николаевич говорит то-то и то-то. Но проходило немного времени, и я понимал, что он просто смотрел намного дальше нас. Сказанное им оказывалось истиной. Ельцин мог быть и добрым, и жестким. Например, когда мы проиграли выборы в Госдуму (в 1995 году проельцинская партия «Наш дом — Россия» заняла третье место, набрав 10,1 процента — прим. «Ленты.ру»), я вошел к нему в кабинет. Он встал поздороваться и говорит:
«Ну что, просрали выборы?»
Его отличало то, что он никогда не ругался матом. Ни-ког-да. И вдруг он такими словами выразил свое отношение к нашему поражению!
А после принятия Конституции [в 1993 году] Ельцин предложил мне пройти в отдельную комнату. Налил по рюмочке коньяка и предложил: «Выпьем за Конституцию!»
То есть Борис Николаевич бывал разным, в том числе жестким и непримиримым. Его было очень сложно упросить подчиняться новой Конституции и не нарушать ее с первых же дней. Имелись вопросы, мешавшие ему это сделать.
Так, когда в 1993 году некоторые губернаторы выступили против, он потребовал подготовить указ об их освобождении [с занимаемых постов]. Мы сказали: «Борис Николаевич, нет мотива!» Он набычился и говорит: «Мне нужен указ!» Проходит время, он звонит и спрашивает, где указ. Я ответил, что мы ищем хоть какой-нибудь мотив, чтобы это было законно. Ельцин стоял на своем. Время спустя, когда за этих губернаторов заступились другие, он легко-легко свалил все это дело на чиновников, на помощников, которые его «подставили». К своей цели Борис Николаевич шел по-разному.
Чем Ельцин выделялся на фоне остальных — во-первых, хотя бы своеобразным языком, которому верили люди. Он не жалел времени на встречи, подолгу разговаривал, выражал свои мысли и предложения, умел завладеть вниманием и доверием. Все это выдвигало его в лидеры. Во-вторых, Ельцина выделяла боевитость. Мне трудно представить, чтобы кто-нибудь еще вышел на съезде партии к трибуне и бросил свой партийный билет. А Ельцин мог это сделать! Причем именно как лидер нового движения, новой плеяды руководителей страны. Доверия к словам руководства в тот период было очень мало. Борис Николаевич отличался в данном плане от остальных. Я отбрасываю здесь номенклатурные нападки, поскольку это была команда, сформированная в ЦК КПСС. Ельцина специально подкарауливали, чтобы оскорбить. Их главным мотивом было — он выпил, появился где-то пьяным. Хотя все это, конечно, глупости. Ничего другого противники предъявить не могли.
Ельцин очень доверял тем людям, которых брал в свою команду. Он мало понимал в экономике, но абсолютно верил тому, что делал Гайдар, поддерживал его
На каждом направлении Борис Николаевич искал человека, который был бы самостоятелен в своем деле. Сам он с удовольствием занимался международными делами, обустройством государства. А в некоторых вопросах участвовал отдаленно. Все охватить невозможно. Раз в неделю он принимал меня для доклада. Каждый понедельник в 11 я был у него.
Как рассказать современной молодежи о главных достижениях Ельцина? Во-первых, при нем мы стали жить в новом государстве. Мне кажется, молодежь не концентрирует внимание именно на проблемах, которые он решил. Кстати, рейтинг Бориса Николаевича за последнее время прилично вырос. Если не ошибаюсь, по свежим данным, — 48 процентов по стране. Хотя бывало и 6 процентов, и 20. То есть отношение к Ельцину, внимание к его персоне, интерес к деятельности первого президента России в настоящий момент превалирует.
Несомненная заслуга Бориса Николаевича — новая Конституция. Как бы не клеймили, какими оскорбительными словами не называли бы преобразования Гайдара, тем не менее мы живем именно с этой экономикой. И именно она дала нам возможность подняться за эти годы в своем развитии так высоко. Еще очень важно, что при Борисе Николаевиче мы разрядили международную атмосферу. У нас были очень хорошие отношения и с Америкой, и с Европой. Да со всеми странами мира! У нас не было врагов, от которых пришлось бы прятаться. Да, Ельцина пытаются сейчас лягнуть за Сербию. Но все-таки он был на стороне тех, кто стремился к миру.
Статью подготовил политический обозреватель Туляков Давид