АЛЕКСЕЙ ИВАНОВ «НЕНАСТЬЕ»
«Ребёнок оправдывал всё. Оправдывал мужа-алкаша. Огромную жопу. Дурное настроение. Образование в восемь классов. Опоздание на работу. Кандидатуру мэра. Старую шубу. Скандал в поликлинике. Тариф сотовой связи. Отсутствие машины. Все неудачи ребёнок превращал в победы, потому что неудачи объяснялись жертвами во имя ребёнка».
Помните, что было писано среди всего прочего в одной из заповедей Моисея (Исход, 20, 4)? Верно: «Не сотвори себе кумира». Что ж, предлагаю взять сию цитату оттуда не с первоначально заложенным в неё смыслом, а в качестве расхожего фразеологизма, напутствием которого я пренебрёг. Ибо «подсел», по-видимому, на творчество Алексея Иванова.
Мы с вами уже разбирали его книгу «Географ глобус пропил», по результатам прочтения которой я, взял в библиотеке его же «Ненастье». И оценил для себя данное чтиво так высоко, что решил задержаться на остальной литературе сего впечатлившего меня писателя.
Итак, в миллионном, но захолустном городе Батуеве завершается долгая история могучего и деятельного союза ветеранов Афганистана — то ли общественной организации, то ли бизнес-альянса, то ли криминальной группировки: в «лихие девяностые», когда этот союз образовался и набрал силу, сложно было отличить одно от другого.
Читатели, родившиеся на Урале, мне кажется, по достоинству оценят тот факт, что Алексей Иванов, будучи их земляком, рассказывает на своих страницах обо всём творившемся в действительности на уральских землях, спрятав содержимое под оболочку выдуманного города.
Ведь город Батуев в реальности-то являлся Екатеринбургом, откуда родом ваш покорный слуга. А захват афганцами в девяносто втором году домов на «Сцепе» был и в реальности.
Речь шла о четырёх сотнях квартир в девятиэтажках на Таганской, 55 и 57, что стояли вблизи с моим домом.
Помню, как в детстве ту локацию, окруженную девятиэтажками, уличные ребята называли «афганскими дворами».
Сходу позволю себе отмести версию, будто бы то был именно вооруженный захват уже заселённых домов. На деле же, дома были только-только отстроены и ещё не сданы.
В наши дни никого не удивишь тем, что «квартиры, предназначенные для малоимущих семей, ветеранов, сирот» в реальности могут утекать детям и женам депутатов. А в девяностые афганцы попросту предвосхитили такое развитие событий и своими семьями въехали в свежие дома. Захват в определённом смысле? Наверняка. Приезжала и милиция, и ОМОН, но новые жильцы держали оборону и терпеливо ждали ордера на квартиры.
Прообразом же первого предводителя «Коминтерна» – афганского братства – стал Лебедев Владимир Олегович, первый председатель СООО СВА Свердловского Областного отделения Союза Ветеранов Афганистана. В книге им был Лихолетов – экстремист, эгоцентрик, циник, хоть и сумевший показаться благородным разбойником. Таким представил его нам автор. Героем, в том смысле, что способен на подвиг. Однако при том не обременён любовью к людям, но желал быть лучшим и главным. Прикоснуться к написанному персонажу можно через мемориальную табличку его прообраза, что установлена на одной из стен тех домов по улице Таганской.
Главным же героем, которого закрутило в гуще вышеописанного положения вещей, стал Герман Неволин по кличке «Немец», бывший воин-афганец, водитель-инкассатор. И даже его сюжетная линия написана на основе реальных событий. В 2008 году Герман ограбил инкассаторский фургон, после чего пытался отсидеться в посёлке Ненастье, что существовал взаправду в Пермском крае. Эта задумка совпадает с делом Штурмана в Перми. Штурман работал инкассатором и ограбил свою собственную машину и коллег. Никто не погиб, но он унес 250 млн. рублей. Это было в 2009 году.
События романа растянулись на три временных промежутка: военные действия в Афганистане, «лихие девяностые» в городе Батуеве и, наконец, ограбление со всеми вытекающими в 2008 году.
Но самой сильной стороной сего произведения я считаю многочисленность метафор и аллегорий. Их моря и впадающие в него реки. Ниже хочу процитировать особенно понравившиеся мне:
«…лес, будто связанный из чистой белой шерсти,<…> яркий небосвод, словно разомкнутый к югу, где в стеклянном свечении растворилось дистиллированное ноябрьское солнце».
«Владик заставил её трогать себя, и Таня трогала – словно перебирала кишки, выпавшие из распоротого брюха дохлой рыбы».
«В алмазных и морозных небесных водах, веерами распустив хвосты и плавники, грозно и величественно, словно сквозь какие-то стеклянные сферы, плыли огромные и прозрачные неевклидовы рыбы с яркими лунными глазами».
«Истоптанная тропинка по-морковному хрустела под ногами. Сугробы уплотнились, осели, плавно изогнулись, как диваны».
«В пустом дворе Герман почувствовал себя на дне какой-то гигантской геометрии: плоскости стен, прямые линии углов и дорожек, а в воздухе – ровно очерченные объёмы теней от высоток. Космически идеальное небо и маленький шарик солнца в пересечении невидимых орбитальных парабол».
«День ещё не разгорелся, солнце не жарило вкрутую, и влажные краски мира не загустели до обеденной плотности масла».
«…в чистом воздухе миражом висели какие-то розовые складки и морщины – так фантастично восход высвечивал сколы и гребни Гиндукуша».
«Хлебно-бурый склон горы, под которым на трассе растянулась автоколонна, казался прожаренным, как ржаной сухарь; он крошился каменными осыпями. <…> шум воды в этом пекле звучал треском горящего масла на сковородке».
«На бег по колдобинам среди каменных глыб уже не хватало ни сил, ни воздуха в груди, и бойцы Лихолетова, да и сам Серёга передвигались, будто поломанные механические игрушки на остатках завода».
«…растопырив длинные хвосты и крылья, стояли тощие бомбардировщики Су-17, похожие на комаров-карамор. Наждачный ветер февраля нёс покойницкий холод дальних ледяных хребтов».
«…толпа, яростно ругаясь, поволоклась за автобусом по дороге, как борода из пчёл, когда пасечник достаёт рой».
«…висели воспалённо-сизые грозовые тучи. <…> Казалось, тучи только что вырвались из драки – они волочили за собой белёсые растрёпанные лоскутья, словно клочья мёртвой кожи».
«В каком-то безостановочном тригонометрическом усилии Индийский океан гнал по краю синевы пенную синусоиду прибоя».
«С высоты крыши казалось, что солнце тихо погружается в пылающий океан, как в расплавленным металл, и тает в нём, растекаясь».
«Дикий гребень берегового крутояра внезапным поворотом запахнул горизонт речной долины, будто тяжёлой полой зипуна, и по небосводу, как ватин из подкладки, повалили снеговые тучи, разодранные и обескромленные».
«Капли грохотали по жестяным карнизам окон и вспыхивали на свету из комнаты, похожие то ли на монеты, то ли на гильзы. Трамвайные рельсы заблестели в ночи, будто открытые для перезарядки затворы».
Появившаяся тенденция снимать фильмы по мотивам произведений Алексея Иванова может порадовать тех, кто не особо придирчиво сопоставляет детали из книг с увиденным на экране. Если экранизация «Географа» меня разочаровала, то сериал по мотивам «Ненастья» я посчитал куда более сносным. Им и писатель оказался доволен. А вот кинолента «Тобол», весной вышедшая на экранах кинотеатров, не удовлетворила Алексея. К чему я это? Мною замечено, что в библиотеке стали активно расхватываться его рукописи, но, по-видимому, их берут непосредственно после просмотра экранизации. Я же рекомендую поступать наоборот, ведь, как минимум, великолепный язык этого уральского писателя насыщает роман, что невозможно передать в фильме. Последний, в свою очередь, может отбить желание брать в руки бумажное издание.
А я с предвкушением беру в руки следующее его произведение.
Евгений КУЛИШОВ
